Поймите же, Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою; история ее требует другой мысли, другой формулы.
А.С. Пушкин
Страна то наша ведь особая, стоящая между молотом Европы и наковальней Азии, долженствующая так или иначе их помирить.
Д.И. Менделеев
Путь к победе лежит через глубинный анализ ситуации и оценку собственных возможностей.
Сунь-цзы
Только великие идеи, способные пронизывать все сферы жизни, могут вывести мир из современного глобального кризиса. Причем, одно из главных условий – если эти идеи способны воплотиться в новую форму власти, условную идеократию.
Актуализация российского евразийства, безусловно, требует некоторого исторического и философского экскурса. Вообще осмыслению роли России на евразийском пространстве отечественные мыслители уделяли должное внимание. М.В. Ломоносов дал импульс и с начала XIX века в России стали складываться сильные исторические, этнографические, культурологические и экономические школы, занимавшиеся россиеведением – изучением России именно как особой цивилизации. К концу века эти исследования стали комплексными – в них включились крупнейшие естествоиспытатели (Д.И. Менделеев, В.В. Докучаев, В.И. Вернадский).
На основе комплексных россиеведческих исследований в XX веке в России сложились новаторские географические, биогеохимические, экологические, культурно-этнографические и социально-экономические школы, позволившие возникнуть таким несвойственным для Запада «синтетическим» общественно-политическим концепциям как евразийство.
Оно возникло и вошло в интеллектуальную жизнь Европы и России после распада государства и вылилось в попытку сформулировать некую новую идеологию интеграции на основе многокультурного и многоэтнического целого. Можно уверенно сказать, что по большому счету евразийство окончательно оформилось в 20-х гг. XX века в русской эмиграции, а его привлекательность состояла в органичном соединении эмоциональности и научности, где особый акцент ставился на Азии и азиатской компоненте России.
Евразиец Г.В. Вернадский выявил в русской истории 400-летний цикл централизация – децентрализация (апогеем которой является смута), указал на опасность расчленения страны к 2000 году и на необходимость создания особой федерации для преодоления распада. В этой связи Г.В. Вернадский писал: «Русский народ получил два богатых исторических наследства — монгольское и византийское. Монгольское наследство — Евразийское государство. Византийское наследство — православная государственность. Оба начала тесно слились между собой в историческом развитии русского народа. Но, распутывая нити этого развития, необходимо помнить о присутствии обоих начал и замечать влияние того и другого. Отчасти соотношение между влиянием монгольским и византийским в русской истории есть соотношение между порядком факта и порядком идеи». Достаточно сказать, характеризуя монгольское влияние, что на протяжении целого столетия после свержения ига главнокомандующим русской армии назначался всегда только монгол и обязательно потомок Чинхисхана. Таким образом, можно выявить отчетливые черты евразийства, которое указывало на проблемы соотношения Европы и Азии, актуальность разворачивания России в Азию, акцентуацию туранского азиатского блока внутри самой России и указание на него как на важный фактор самоидентификации.
Об уникальности института служилых татар, созданным Д.И. Донским и воспринимаемым как одна из бесчисленных тайн русско-татарских отношений, исследователь Т.А. Айзатулин говорит следующее: «Служилый татарин-князь должен был являться на русскую войну со всеми своими «уланами, мурзами и всеми казаками». Служилые татары — не национальная и не этническая категория (правда, по Гумилеву, стереотипно, она может быть и этническая), а именно служебная категория. Чиновники той поры, как и современные, не различали нацменов и по большинству, татаро-монголам (т.е. половцам-кипчакам, булгарам, ордынцам, позже ногаям и т.д.), записывали в служилые татары не только татар, но и всех принимаемых на службу тюрков, монголоидов и угрофинов, особенно много было черемисов (удмуртов) и чувашей, а также – мордвы и марийцев.
Еще в XIII веке интеллектуальные лидеры Западной Европы прилагали большие усилия для изучения Евразии в связи с могуществом империи Чингисхана – и как геополитической угрозы, и как возможного союзника против ислама. Так, ученый и путешественник Марко Поло, уточнивший социальный архетип русского народа не только как военно-аграрного, но и как «неторгового народа», представил Западу богатый фактический и аналитический материал, чрезвычайно актуальный для России и сегодня.
Заметный след оставило и наследие Н.С. Трубецкого, П.Н. Савицкого, Г.В. и А.В. Савицких, Л.П. Карсавина и других. Евразийство, возникшее после Первой мировой войны носило откровенно антизападный характер, который вытекал из ситуации того времени. Евразийство стало творческой реакцией русского национального сознания на катастрофу 1917 года и эта реакция не оказалась бы столь плодотворной, если бы составившие евразийское движение молодые люди не были бы носителями совершенно нового социально-культурного опыта, отличного от опыта поколения веховцев.
Учение евразийцев, в отличие от евроцентризма, исходило и исходит из равноправия и горизонтальной структуры взаимоотношений между различными культурами, в то время как евроцентризм исходил и исходит из вертикальных взаимоотношений культур, признания одной культуры высшей, других — низшими.
Позже историк и этнолог Л.Н. Гумилев выдвинул концепцию евразийской пассионарности, где теория евразийцев получила новое нетривиальное продолжение. Рассматривая успешное продвижение русских «встречь солнца» — в Сибирь, — этнолог замечал, что предпосылкой успеха похода Ермака, экспедиций С. Дежнева и Е. Хабарова была не только пассионарность русских того времени, но и то, что, «продвинувшись в Сибирь, наши предки не вышли за пределы привычного кормящего ландшафта — речных долин. Точно так же, как русский (великорусский) этнос жил по берегам Днепра, Оки, Волги, он стал жить по берегам Оби, Енисея, Ангары и множества других сибирских рек». Кстати, современная картина расселения, цепочек городов, транспортных магистралей подтверждает большую инерционность этой приверженности к «кормящему ландшафту», несмотря на всю грандиозность достижений научно-технического прогресса.
Один из основоположников евразийства 1920-1930-х годов князь Н.С.Трубецкой характеризовал сущность евразийства как отражение общности судеб народов, населяющих Евразию: «В евразийском братстве народы связаны друг с другом не по тому или иному одностороннему ряду признаков, а по общности своих исторических судеб. Евразия есть географическое, экономическое и историческое целое. Судьбы евразийских народов переплелись друг с другом. Прочно связались в один громадный клубок, который уже нельзя распустить…». Таким образом, Евразию можно рассматривать как некое природное цивилизационное тело, заданное историческими, природными и экономическими особенностями народов и государств. В евразийстве открытость и ориентация на диалог сочетаются с верностью историческим корням и последовательным отстаиванием национальных интересов. Евразийство предлагает непротиворечивый баланс между русской национальной идеей и правами многочисленных народов, населяющих Россию, шире – Евразию.
По мнению Н.С. Трубецкого именно Чингисхан стоял у истоков грандиозной идеи единства и суверенитета Евразии, «киевская» же идея представлялась ему крайне провинциальной.
Согласимся и со справедливым утверждением, что национальное самосознание граждан России и его суперэтноса — русских не может не учитывать также и того непреложного факта, что русская и российская цивилизации сложились, развиваются и проявляют свое животворное действие на том геополитическом пространстве, где пересекаются и взаимовлияют друг на друга великие мегацивилизации: великорусская, славянская, византийская, романо-германская, угрофинская, мусульманская, китайская, индийская, тюркомонгольская, а также цивилизации более сотни малых коренных народов, живущих в бассейне Волги, на Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке и в северных регионах. В данном случае, подчеркивается многомерная сложность России как природного (биосферного) феномена, требующего адекватного, многомерного, системного, можно сказать, экологичного мышления и интеллектуальной совести. При этом мы живем в эпоху разрушения русского народа как имперского суперэтноса. В нынешних реалиях вопрос стоит так – готова ли Евразия еще раз получить свое выражение в лице России, либо она уже отрицает ее в качестве своего выразителя.
В свое время все тот же князь Н.С. Трубецкой отмечал, что время единовластного господства русских в России ушло и ушло безвозвратно. Если Россия хочет оставаться единым государством, она должна найти нового идеолога и носителя своего единства. Таковым, по праву, может стать евразийство, которое близко и понятно почти всем народам России – Евразии.
При этом важно отметить, что русская культура, так называемой, «византийской дисциплины», в значительной степени уже утеряна, но даже в этом усеченном виде она представляется, пожалуй, единственной альтернативой и противовесом гедонистической потребительской культуре всеобщего мелкого удовольствия в современном мире.
Занимая внутреннее пространство Центральной Евразии, Россия является своего рода «осевым» районом мировой политики. Как показывает исторический опыт политических взаимоотношений, когда Россия формировалась как сильная и влиятельная держава в Европе и Азии, а также в мировом масштабе, региональная и глобальная ситуация стабилизировалась. Этот фактор до сих пор создает условия для осуществления Россией миссии держателя равновесия между Востоком и Западом. Такая задача навязана ей историей. Ускользнув от этой задачи русские – как ядро российской государственности превращаются в генераторов хаоса и энтропии, которые выплескиваются за пределы ареала их обитания и детонируют планетарный процесс деструкции.
Единство Евразии – это единство материальных и духовных начал, географических и социально-культурных сопряжений. География в этой концепции создает материальные предпосылки для синтеза духовной, социальной и политической жизни. Объединяла и пока объединяет этот мир Россия, и не на основе методов насилия и войн, а на путях культурного творчества и сотрудничества.
Л.Н. Гумилев развернуто сформулировал схожую мысль следующим образом: «Исторический опыт показал, что, пока за каждым народом сохранялось право быть самим собой, объединенная Евразия успешно сдерживала натиск и Западной Европы, и Китая, и мусульман. К сожалению, в XX веке мы отказались от этой здравой и традиционной для нашей страны политики и начали руководствоваться европейскими принципами — пытались всех сделать одинаковыми. А кому хочется быть похожим на другого? Механический перенос в условия России западноевропейских традиций поведения дал мало хорошего, и это неудивительно».
На этот счет сохраняет прогностическую актуальность высказывание известного русского мыслителя И.А. Ильина, прозвучавшее почти век назад который не причислял себя к евразийцам, но в этом аспекте был полностью с ними солидарен: «Мировое хозяйство, и без того выведенное из равновесия утратой здорового производства России, увидит себя перед закреплением этого бесплодия на десятки лет». Данное утверждение может быть дополнено также выводом неоевразийца А.С. Панарина о том, что «евразийский континент – это земная твердь мира, прибежище всего реального и обеспеченного наличностью, в отличие от океанических хлябей, породивших виртуальную экономику и прочие виртуальные псевдореальности». Россия всегда была хранителем хартленда и в этом исторически заключалась часть ее ответственности за мир. Выразим уверенность и согласие в том, что в любой своей ипостаси будь то – Россия-империя, Россия-держава, Россия-Евразия, Россия-Хартленд, она всегда останется государством интегратором и собирателем земель.
Еще крупнейший исследователь мировой цивилизации А.Дж. Тойнби отмечал, что «русские в отношениях с нерусскими лишены чувства презрения к другим нациям». По его словам, «это действительно дружелюбная и достойная восхищения русская традиция».
Дж. Маккиндер также обратил внимание на пространство Евразии как осевого региона геополитики и отметил особую роль России и ее транспортных коммуникаций в конструировании планетарных политических процессов: «Окидывая беглым взором широкие потоки истории, нельзя избавиться от мысли об определенном давлении на нее географических реальностей. Обширные пространства Евразии, недоступные морским судам, но в древности открытые для полчищ кочевников, покрываемые сегодня сетью железных дорог, – не являются ли именно они осевым регионом мировой политики… Россия заменила монгольскую империю… В мире в целом она занимает центральную стратегическую позицию, сравнимую с позицией, занимаемой Германией в Европе».
Экономические идеи евразийцев сами по себе также представляют немалую ценность. Так, они рекомендовали заключать внутриконтинентальные экономические союзы между народами Евразии с тем, чтобы противостоять морским, так называемым атлантическим союзам, поскольку евразийские государства с сухопутной системой доставки товаров явно не успевают за государствами островного типа, гораздо быстрее совершающими экономический оборот. Следовательно, спасение Евразии в единой экономической политике. Подлинное решение задач развития России как евразийской державы требует серьезного реформирования ее административно-экономической системы, укрупнения административных структур. Положение России в ХХI веке во многом будет определяться также тем, что на ее территории находятся огромные природные богатства, столь необходимые для развития и Европы, и Азии. По мнению многочисленных экспертов, на территории Сибири и Дальнего Востока содержится около 50-60 процентов всех доступных природных ресурсов планеты. Поэтому во внешнеполитическом и внешнеэкономическом развитии страны на ближайшее десятилетие освоение Сибири и всего северо-востока страны должно стать самым важным государственным проектом.
Таким образом, в качестве определенного итога приведенным выше размышлениям отметим, что эффективно управлять пространством можно только досконально изучив особенности этого пространства и характер людей, его занимающих, в их тесной взаимосвязи и взаимовлиянии на протяжении длительного исторического развития.
В контексте представленных рассуждений особого внимания заслуживают идеи российского мыслителя В.Л. Цымбурского. В своих известных работах «Остров Россия» и «Геополитика для евразийской Атлантиды» он предполагал замыкание России на своей цивилизационной платформе и ее освоении. Ученый считал, что в масштабе евроазиатского Великого Лимитрофа Россия не вправе спокойно смотреть на то, как евроатлантистские силовые структуры возьмут под свой контроль кавказский и центральноазиатский сектора. Она обязана идти на сближение с Китаем и Ираном, закрепив это стратегическим соглашением и масштабными геоэкономическими и транспортно-логистическими проектами.
При этом В.Л. Цымбурский приходит к достаточно разумному выводу, что необходима не конкуренция маршрутов, а взаимная зависимость. Три линии: Транссиб, северная часть Шелкового пути и дорога к иранским портам должны пересекаться в Южной Сибири и на Урале, превращая это место в своеобразный центр нового Российского государства. Иначе говоря, нужна транспортная олигополия. То есть, совместно надо создать транспортную цепочку из трёх маршрутов – Северный шёлковый путь, Транссиб и Южный шёлковый путь – в которой товары будут перекидываться из одного в другой. И эта совокупность путей в конечном итоге даст взаимную зависимость всех стран, поскольку никто не хочет конкурировать, воевать, потому что другие партнёры могут перенаправить путь по другому маршруту, достаточно быстро перекоммутировав логистику.
В.Л. Цымбурский, по сути, предлагал образовать коммуникационную систему, которую было бы уместно назвать «тихоокеанским плацдармом в глубине материка». И для этого есть три возможных транспортных линии. Действующий и модернизированный Транссиб, северный вариант Шелкового пути, заворачивающий от станции Дружба на китайско-казахстанской границе к северо-западу и идущий через казахские степи и российское Приуралье до встречи с Транссибом. Третья линия должна идти от Индийского океана, в иранских портах и направляться в Восточную и Северную Европу через области Центральной Азии по восточному побережью Каспия, а дальше через Россию. Сближаясь в урало-сибирской коммуникационной сердцевине России – ее «скрепе», эти дороги соединяли бы регион, обеспечивающий целостность нашей страны и при этом не имеющий доступа к морям, с тихоокеанским пространством и делали бы из него оплот геоэкономической экспансии АТР на Запад. Вся ценность проекта для России определялась бы тем, что она в нем могла бы быть представлена не одним Транссибом как транспортным коридором. Любой эксклюзивный коридор уязвим. Но система тихоокеанского плацдарма в целом – с тремя независимыми друг от друга входами и с множеством железно — и автодорожных выходов в разные западные области материка, снабжения информационным обеспечением, которое учитывало бы обстановку на всех этих путях, — практически неуязвима. Обрисованная структура гарантировала бы ей устойчивость и бесперебойность функционирования.
***
Будем надеяться, что представленные идеи и теории получат должное звучание на межгосударственном уровне и выйдут далеко за пределы аудиторий конференций и кабинетов ученых и экспертов.
Можно совершенно определенно согласиться с тем, что для современной России идея нового евразийства является ключом к решению проблемы не только геополитической, но и духовно-гуманистической самоидентификации русской нации и раскрытия духовной тайны русской цивилизации, ее телеологии и принципообразующих основ, без чего она может рассматриваться лишь эпигоном, вторичным продуктом романо-атлантической цивилизации. Идея нового русского евразийства придает русской культуре новые силы, притягивающие в ее поле другие культуры народов России, открывает для них новые горизонты соразвития, взаимопомощи и сотрудничества людей и народов России, раскрывая потенциал взаимодействия на основе осознания общности исторической судьбы. Вне всякого сомнения, идеи евразийства требуют новых определений, понятийного аппарата и вполне возможно новых методологических подходов.
Юлия Харламова
https://www.planet-kob.ru/analytics/10147/evraziistvo-i-rossiiskaya-gosudarstvennost